Неба нет. Вместо него – небелёное льняное полотно от края до края, землю запеленали им с заботой, какую только может выразить новорождённому ребенку мать. Дождь идёт с обеда, то впадая в ярость, то отступая, затихая. Неспешная морось позднего октября прописалась, смешно сказать, во вторую неделю осени. Зябко. Хотя, с природным дисбалансом успешно борются зимние шерстяные носки и двое штанов поверх друг друга.
Дорогу размыло. Недавно разровненный песок набух, смешался с землёй, резиновые сапоги уходят в него чертовски нежно, как в трясину. Отравленное ощущение: участки посёлка отвоёваны у леса и болота, они отступают дома со всех сторон, выйди за линию улиц – попадёшь в другой мир. И сейчас этот другой мир захватил землю и не отпускает, шепчет от земли снизу вверх, так, что слова растекаются по ногам к запястьям, а дождь берёт выставленную из кармана руку, держит, вторит вслед: не твоё, уходи, отдай, оставь. А если останешься, так и вовсе отступишь когда-нибудь вслед за смертью, ибо роскошные равнины всё равно порастут древесными семенами, так же, как это происходит сейчас с заброшенными участками. Срок леса больше, лесу незачем торопиться.
Но и лес, тем не менее, стал мягче. Ушёл ритмичных треск тонких сухих веток, невысокая зелень беззвучно и незаметно проглатывает ногу, будто и не приходил сюда никто. Дождь в лесу воспринимается лучше, обширнее, как если б гитарное соло вдруг сменили на симфонический оркестр. Верхушки берёз колышутся где-то глубоко вверху размазанной графикой поверх седого сумеречного неба, неторопливо и лениво, в ритме волн, прибивающих пену к берегу. Смотреть на них можно бесконечно, закутавшись в брезентовую куртку и неловко застыв песчинкой в рудной клетке леса, дыша вместе с ним – дождём.

По тегу Tranquillizer

Драйв приходит, когда есть понимание, что имеющуюся сложность, в сущности, преодолеть легко.
Плохая идея проваливается одинаково повсеместно. Осознавать это в некоторой степени приятно.
Север – это отсутствие тепла. Здесь приходится учиться создавать его самостоятельно. Или выживать в его отсутствие.
Смерть происходит от усталости.
Никто не в состоянии причинить боль большую, нежели родные люди.

@темы: Tranquillizer, Консервация чувств

---

Коллега пил чай. Когда чайные листы, отдав напитку вкус, разбухают в воде – они тонут, верно? Пакетик с чаем поплавком покачивался на поверхности: пирамидка из пластиковой сеточки, чаинки давно опустились на дно своей клетки и только её острый треугольный кончик упрямо виднеется из-под воды посреди кружки, будто верхушка айсберга, будь чайная кружка северным океаном. Незначительный островок над водной кромкой и необъятное пространство, скрытое под ней. Айсберг. Айс берг. Ледяная гора, дрейфующая где-то за многие мили отсюда, которой, всё же, можно коснуться, если нахально протянуть руку через всю плоскость стола. Бульк.
Все мы в той или иной степени айсберги: наши спрятанные на глубине чувства так же безжалостно крушат направленные к нам корабли чужих стремлений.
До Скандинавии, в сущности, подать рукой.

А еще мы неумышленно бываем зеркалом для другого человека, отражая ему всё то, что он неосознанно отпустил в мир. И человек смотрит на свой образ, в свой образ, и окружают его мириады его отражений. Каждый из нас – лишь зеркало для находящихся вокруг, а все мы – просто декорация для кого-то одного.

"Dudeldrum" будут играть в эту пятницу на Бу-фесте, вход свободный boofest.gviz.ru/actions/102 На их сайте есть два альбома в свободном доступе.

@темы: Консервация чувств

---

Коротко о прошедшем.

- Ты знаешь, листья на берёзах начали вдруг желтеть. То ли зараза какая дерево грызёт или ещё чего. Может, стоит их подкормить?
- Так ведь осень же.
Это было три недели назад. Пять недель назад над водой низко летали молодые серые цапли, тренируясь к долгому полёту. Две недели назад вернулся ершистый ветер. Неделю назад небо очистилось до слепящей бирюзы. Осень.

Пропасть времени назад  Imiriel давала слова на ассоциации:
Север - это я.
Рассветы - шанс. Попытка: а) дарованная; б) очередная. Её легко похерить.
Свирель - один из способов выразить невыразимое. Слышала игру на свирели один раз в жизни.
Телефонный звонок – возможность слушать и быть услышанным. Химера, может породить то, чего нет. Несуществуемое становится реальным легко.
Поезда – пространство путешествия, линия переходов, обмен, равноценный постфактум. Средство связи людей, порождающее новые связи. Завораживают.
Чай – топливо. Согласованная передышка перед бурей. Сложные проекты без топлива решаются тоже сложно.
Кошки – как и люди, они нужны для того, чтобы просто быть.

Нет задач важных и не важных. Есть семейные и частные.

Мало суметь оказать помощь. Важно суметь её принять. Но иногда бывает, что важнее – суметь от неё отказаться.

Не работает антенна. Повалили пару берёз на бесхозной земле. Можно было обойтись без спиливания, но сложнее, затратнее в действиях. Берёзы росли себе лет пятнадцать и ничем, в сущности, не виноваты. В чём виноват телёнок, ведомый на убой? Выбор места рождения не предусмотрен, а, если все двери одинаковы, приходится открывать любую. И, всё же, чувствую себя невольным палачом в чьём-то замысле. Чувство неприятное.
Срубили, в итоге, три дерева. Нашли поломку в антенноприёмнике. Тьфу. Быстрее и проще – не значит, что правильнее.

Психолог – это человек, который высказывает вслух то, в чём сам себе признаться не решаешься.

Однажды на морском берегу рыбак встретил мальчика. Мальчик собирал по побережью морские звёзды и закидывал их в море. «Что ты делаешь», - спросил рыбак. «Я возвращаю их обратно». «Но, - возразил рыбак, - это бессмысленно, их здесь тысячи». Тогда мальчик улыбнулся и протянул ему руку с зажатой звездой: «Нет, то, что я делаю, очень важно – для этой звезды». (Этот короткий мультфильм, сделанный детьми, транслировали по ТриколорТВ: я данный канал долго смотрела, пытаясь настроить антенну.)

@темы: Tranquillizer, Консервация чувств, Цитаты

---

Заметки о путешествии, март 2011

Память – странная штука, сито сознания: события копятся, падают внутрь, просеиваются, не зацепляя. В памяти остаются единицы –

нелепые случайности.

нелепые случайности.

Вагонные окна сплошь все в пятнах: наваристых светло-жёлтых и мелких тёмных, крапчатых. Мы – внутри гигантского перепелиного яйца, чья скорлупа пропускает свет, и только. Мир, заполненный океаном солнца, оставлен на перроне.
Грязь застарелая, въелась намертво, не оттирается с внутренней стороны окна, её не берут гигиенические салфетки снаружи. Помню хохот в спину, каждый раз, пока я прыгала, чтобы достать вытянутой рукой до кусочка стекла. Окно стойко сопротивлялось.
Держатель для боковых вагонных полок сделан из металла, отблески света расходятся по стали мелом и ртутью. Он крепится в стенке на два крупных болта: они расположены над перекладиной, на которую опирается полка. Под перекладиной сделан крючок для одежды. Это - вся нехитрая конструкция. Когда полки на держателе нет, но на крючке висит чья-то сумочка, когда видны болты, маслянисто блестящие в меняющемся шальном свете, словно два глаза, когда просто отпустить сознание и отвлечься, то легко представить, что напротив, буквально в двух шагах всю дорогу натужно харчит сумкину ручку маленький железный зверёныш.
Соседи по поезду спят. Гранатовые шторы подоткнуты по углам, скручены в узел, берегут от настойчивого света утомлённого пассажира. Но ухищрение не помогает, и в узкую щель солнце протягивает свою золотую руку к другой, чужой, что покоится на одеяле и бела, как восковая. Как неживая.
Картины за окном сменяют друг друга живо, подвижно, так же быстро и резко, как летят кадры старой кинохроники. Мы несёмся сквозь поля, леса, города, оставляя в них людей, как Гензель и Гретель оставляли хлебные крошки в надежде вернуться домой. Дорога из судеб.
Земля тут плоская, что поднос для пирога. Лишь изредка встречаются овраги: узкие и глубокие, они вгрызаются в почву старыми морщинами. Частные дома рассеяны по долине, отстранены, отдалены друг от друга – белые стены, кирпичные шиферные четырёхскатные крыши, миниатюрные окошки под козырьком. Они растут на сухой песчаной почве белой грибницей, а потом теряются в золотых травах, исчезают в белой крупе снега.
И вроде всё то же, но – чужое. Это ощущаешь, как отсутствие тепла в поздней весне.

От зимнего ручья поднимается чешуя молочно-белых холмов. Где-то там, наверху, по их силуэту начинается лес. Заходящее солнце прорывается сквозь передовую деревьев, земля делит их строй на чёрный – тот, что стремится вверх, и точно такой же синий: он уходит вниз и купает верхние ветви не в небе – в воде. Всякий, кто идёт сейчас по лесу, попадает в Зазеркалье: здесь тень перестаёт быть марионеткой и начинает жить, не обращая внимания на обстоятельства.
Тут нет обыкновений и условностей. Форма обволакивает, упорядочивает, сдерживает, как сковывают реку в корсет берега, но там, где блестит проплешинами водная гладь, - там катаются упругие волны по поверхности геометрическими образами, сверкают грани слюдяной мозаикой и тонкий лёд дрожит сахарной пудрой. Река не дремлет: вода течёт по руслу, гонима руслом, будто кровь, несущая по венам кислород. Невидимый для глаз, укрытый снегом, как щитом, струится-крадётся по речной долине водяной дракон – искусно, обыденно, привычно. Как и прежде. Нет смысла вглядываться в форму: лишь суть неизменна.

Ветер силён. Здесь мало, почти нет снега и вместо него порывы ветра подхватывают песок. Летом он змеится по улицам выцветшими барханами, собирается у бордюров, зимой – останавливается, засыпает, замерзает пластами хрусталя в инеевых узорах. Невероятное сочетание: стоит только растопить душу льда, как она рассыплется золотым прахом.
Несмотря на уличный холод, в квартире необычайно тепло: окна выходят на солнечную сторону, и в отсутствие преграды из деревьев и штор солнце не греет – жарит. На балконе образовался парник, где армия цветов объявила перемирие горшкам съедобной зелени, где набухают зелёным гроздья карликовых помидоров и вот-вот собирается зацвести лимонное дерево. У входа дополнительно примостился небольшой вентиляторный обогреватель, по углам провода сплетаются в гирлянду, чтобы выплюнуть свет из пары лампочек по вечерам. Электрическое солнце крошится пылью на листья, тонет в оконных занавесях. Изредка балкон проветривают, и тогда медленно, аккуратно мороз крадётся от форточки вниз, к полу, в комнату, как лиса – в курятник. Но если форточку не открывать, то тут, где тепло всегда и холода не бывает, легко забыть, что за окном скалит клыки зима.
Бабушка накрывает стол. К нашему приезду она всегда что-то готовит. Каждый раз сразу усаживает за стол, сама же суетится вкруг. Вкус еды, в которую вложены тепло и забота, волшебен. Когда я пытаюсь помочь, она отстраняет меня, фыркнув, точно кошка, а когда я отказываюсь от дополнительной порции, обижается, будто ребёнок. Они так странно, притягательно похожи: кошки, дети и пожилые люди.
Мой город разбаловал меня. Я долго, с усилием вглядываюсь в состав химических средств, тканей, не обращаю внимания на акции, популярные товары, упаковки. Нас, приезжих, всегда видно из-за необычного поведения, а потому неправильного. Приехав в другое место, мы ищем то, что любим, что привычно. Не находим и расстраиваемся. А, вместе с тем, новое место и новые обстоятельства полны своих восхитительных моментов.
Зима – это не время года, не снег. Зимой холодно в двух шерстяных кофтах. Зиму не столько видишь, сколько чувствуешь: кожей, что становится сухой и блёклой, будто пергамент, ледяным ветром, что вдруг оказался острее ножа, сердцем, всё еще сопротивляющимся сердцем.
Всё по-прежнему. Это я изменилась и начала замечать больше. Сложно сказать, окрашены ли радостью эти перемены.
Какими бы разными ни были незнакомые города, все они равнодушны в первую встречу. Это тепло, исходящее то людей, здесь живущих и теперь отсюда провожающих, делает этот город знакомым, понятным и родным. Это как кофта, дружески наброшенная на плечи, или поздравления в новогоднюю ночь, когда весь мир вдруг бережно отзывчив.
Замысел вещи прост. Автобус создан для того, чтобы возить небольшое количество людей не большие расстояния, а дорога – чтобы по ней ходили люди и проезжал автобус. Дорога, а не бурелом или болото, простая дорога; не важно, сколько на ней выбоин, важно, что у её существования есть определённая цель, даже если всего одна. Вещи без прикрас – все равно, что поросший латунными травами фундамент старой крепости или огромный скелет мезозойской рыбины, подвешенный на стропах к потолку музейной залы, будто бумажная марионетка. Функциональность, и только. Ничего больше. Пресытившись возможностями, как-то незаметно забываешь, что это такое – иметь в жизни ограниченное число вещей, событий, возможностей, людей – которых, тем не менее, более чем достаточно.
Дорога из маленького городка до районного центра - игла, пронзающая полотно жизней. Насквозь.
Приехать погостить – значит ненадолго провалиться за полотно киноэкрана и оказаться в фильме со своим участием в случайном эпизоде.

Плацкарт, боковые сиденья, левое занимает молодой человек. Он пришёл раньше и на правах первооткрывателя оккупировал две третьих откидного стола. На его плоскости установлен ноутбук, на коленях мужчины – разрозненные бумажные листы: он вычитывает по куску из разных мест, соединяет абзацы в слитный текст. Он весь в процессе, открытый экран ноутбука – перегородка, закрывающая от мира, сузившая мир до светящегося белого прямоугольника. Плотная, почти осязаемая – не достучаться, она укрывает не только от проходящих торговцев, но и от симпатичной соседки напротив. Девушка смотрит на логотип “Acer”, как на стену.
Сканворд в дорогу. Не угадывается слово. Можно поспрашивать у соседей. Можно оставить как есть и разгадывать другое. Можно вернуться к слову потом, когда интереса ради будет расспрошены люди знающие и не очень, когда чернильным росчерком на тонкой бумаге в пустые поля будут внесены некоторые буквы, а, возможно, и прочитано что-то по соответствующей теме. А можно не возвращаться никогда, не останавливаться, пропустить, отпустить легко, как отпускает ветер из своих ладоней мимолётно удерживаемую руку. Подумаешь, всего лишь сканворд в дорогу, игра значений, загадка слов. Сколько таких загадок приходится невольно отгадывать за день? Однако же, крайне интересно, а, вместе и тем, и полезно наблюдать за людьми, что-либо разгадывающими. Даже если это – просто сканворд в дорогу.

@темы: Бабушка, Консервация чувств, Музыка

---

***Каждой книге – свой срок.

***Медицина соткана из единообразных примеров. При встрече с неизведанным она выказывает ту же реакцию, что и маленькие дети, когда их застают врасплох, – ступор. В этой ситуации бездействие выступает джокером. И, всё же, даже у неизвестности есть стоимость. Ценою в жизнь, как правило; ту, которую захочешь спасти.

@темы: Tranquillizer

---

Метро. На пересадочной станции вагон стремительно заполняется, пассажиры стоят плотно, в два ряда. На крайних сиденьях длинной скамьи общаются женщины, обеим далеко за пятьдесят. Та, что с краю, грузная матрона в одежде оттенков серого вдруг поднимается и, ухватив кого-то за рукав через три сиденья, настойчиво тащит к себе. В скоплении людей рассмотреть, что за манжету тянут бабульку с клюкой – скрюченная, как вопросительный знак и трость такая же – удалось лишь после того, как она заняла предложенное место. Старушка низенькая, что древний корень, как женщине удалось её увидеть, непонятно; однако, она смогла. Хотя у самой сильно опухшие ноги, и кожа на суставах выпирает из прорезей туфли, и молния расходятся на пятках.
Казалось бы, тот, кому нужны забота и тепло, может поймать их и не отпускать, но он, словно факел в стужу, передаёт необходимое другому.

Так странно. Есть люди, которые не меняются.
Мы знаем друг друга много лет, и за это время меня успели переварить несколько раз, я рассыпалась в мелкие осколки и вытачивалась заново, и мало что осталось во мне теперешней от меня прежней. А этот человек не стал иным. Другие одежда, имидж, профессиональные навыки, количество и качество увлечений, но отношение, цели, поступки и их мотивация всё те же.
И это странно. Как будто пропасть в долгие несколько лет, а это – почти бесконечность событий, я преодолела напрямую, насквозь, по воздуху, и прошла её одна, и теперь мы стоим на разных её берегах. И я не хочу возвращаться на знакомые земли. Стою по другую сторону и хаотично соображаю, есть ли во мне сколько любви, которая даст пролиться терпению, которое способно эту возникшую пропасть затопить.
Или вот ещё бывает, что из всех изменений человека не затрагивают внешние. Прорву лет назад женщина была прекрасна и свежа. Прорву лет спустя меня встречают та же причёска, то же лицо без малейших изменений и та же – совсем та же! - красота. Бессменная.
Бессмертная.
И отчасти это как-то даже пугает.

Отсутствие выбора – тоже своего рода выбор.

@темы: Tranquillizer, Консервация чувств

---

Вечер. На небольшой вымощенной площадке лианы трамвайных путей собираются в кольцевые узоры, металл откликается золотом на заходящее солнце, его лучи крошатся о рельсы карандашной стружкой. Вагончики скользят равномерно и плавно, словно спят. Трамвай добирается из низины до места посадки, и толпа упруго сжимается, готовая хлынуть по ступеням в узкий проход гречей сквозь пальцы, торопясь успеть, будто и вовсе можно не успеть и опоздать, и этот трамвай – и правда последний. Его ведёт шикарная женщина лет двадцати семи, чьи волосы вьются в уложенной причёске, а макияж подчёркивает глаза. Её ногти длинны и сияют перламутром, а в лазурно-синем платье искрятся серебряные нити.

Мой взгляд стёк по туфлям-лодочкам цветом в платье и бездумно зацепился на набойке каблука сантиметров в восемь. И всё. Остановилась на ступенях и потерянно смотрю на каблук. В этот момент девушка слегка качнулась на каблуке назад и надавила на педаль. Трамвай тронулся, меня отнесло на поручень и завалило на пассажира впереди.

Условности прорастают из головы в реальность, как трава пробивает бетон. Но протяни руку, попробуй дотронуться - и она пойдет сквозь. Потому что их не существует.

По сути, не так уж и важно, свидание ли у прекрасной водительницы трамвая, день рождения, привычка ли это или самоуважение. Мне просто было приятно, что трамвай, в котором я еду, ведёт такая красота. Будто и впрямь – только для меня.

@темы: Консервация чувств, Музыка

---

Если хороших мест не осталось, а свободные не подходят, значит, пришло время проложить дорогу к новому, своему месту.

@темы: Tranquillizer

---

"По волнам моей памяти...

Мне 4 года, рядом со мной двоюродная сестра Катя, а сейчас я в Японии, а она в США и у нее тоже трое детей и мы уже не виделись давным-давно, чуть ли не с самого детства. Ну а из детства той поры в памяти остались огромные, со сковородку лещи, которых ловил дедушка, мерное скрипение уключин лодки, толстые и упругие камыши, которыми можно было дубасить друг друга, пока они не лохматились и из них не летел белый пух, ряска на воде и кувшинки. Сочные, сбитные желтые кувшинки на упругих стеблях. Не нафуфыренные яркие цветочки, а вот такие, сжатые в прочный кулак...

Мне хотелось нарвать букет из кувшинок, но они не поддавались и всё время старались вытащить меня из мерно проплывающей мимо них лодки и утянуть на глубину, словно коварные русалки. Только успевай отпускать их, пока не вывалился за борт. Я всегда уходил домой с добычей, однако дома кувшинки жить не желали и на следующее утро неизменно увядали...

Были огромные, залитые солнцем, земляничные поляны, где мы собирали крупную лесную землянику. Обычно я съедал земляники больше, чем клал в корзинку. А то, что приносили домой, перетиралось с сахаром и на следующее утро попадало мне в кашу. И была темная чаща, в тени которой прятались кусты с черникой. И этой черники было неимоверно много, так много, что даже если есть ее не переставая, всё равно еще можно было набрать целое ведро. А потом на заднем дворе на медленном огне варили, перемешивая ягоды с сахаром, черничное варенье в огромных тазах для стирки белья и заливали им пузатые трехлитровые банки.

Даже удивительно, сколько запахов, чувств и ярких красок могут донести слегка пожелтевшие от времени черно-белые фотографии..."

(с) mishajp.livejournal.com/1154332.html (снимки!)

Наверное, у каждого из нас есть такие фотографии, свои фотографии.

@темы: Цитаты

---

Утро, людный пешеходный переход у неработающего выхода метро. С обеих сторон «зебры» будто запруды движения понемногу собираются люди, сбавляют ход осторожные автомобилисты. Электронные часы светофора отсчитывают время до зелёного сигнала. Когда к переходу дохожу я, вспыхивают красным семьдесят секунд. Минута покоя посреди урагана сует.
Кто-то не намерен ждать, бросается на другую сторону, лавируя между транспортом.
- Вот, мерзавец. Зашибут ведь, - прокомментировал стоящий слева мужчина своей спутнице, обоим чуть больше сорока. – Теперь можно.
Он утягивает женщину вслед, и они вырываются вперед, потом отпускают руки, теряются за машинами, киосками.
До открытия перехода остаётся тридцать секунд ожидания.

Аллея рядом с остановкой общественного транспорта. Вечер, распускаются сумерки, солнце накатывает лавиной – так же неспешно и неотвратимо; тени падают тяжело, ломаются копьями об асфальт, оседают рыжей пылью на листве.
По дороге прогуливается мать с двумя малышами. Девочка лет пяти носится вокруг, держит в руках небольшую пластиковую бутылочку, изредка делает глоток. Женщина катает малыша на детском велосипеде с длинной ручкой позади для взрослого человека.
Нарезая очередной круг, девчушка подбегает к брату и вдруг бдыщь его по голове бутылкой с остатками газировки. Силы-то в детской руке всего ничего, удар по касательной, почти вхолостую, но малыш аж оглянулся на сестру, переводит взгляд на маму, в больших светлых глазах не по годам тяжелое раздумье - заплакать или не стоит.
Женщина прониклась сразу.
- Света, ну, что ты творишь, что творишь? Насмотрелась мультиков «Том и Джерри»… - потрясала она над Светой Светиной же рукой с бутылкой. Жидкость опасно пенилась на дне.
Дети – губка. Впитывают всё, равно хорошее и плохое. Отрицательное запоминается легче, быстрее.
Подчас же сложно заметить, как же, когда поведение стало обыденным, привычным, а привычка обратилась в яд, ибо залегает глубоко и разъедает изнутри.

@темы: Консервация чувств

---

Воздух прохладен, словно чешуя, и густ, как кисель, и влажен, что непролившиеся слёзы. Дождь застыл между небом и землёй холодцом, он опускается на лицо неровными слоями, широкими складками, как драпировка - на авансцену. Туман стар, и потому касается век последним; спускаясь с высоток неторопливо, он тщательно и заботливо застилает всё вокруг. Небо - один огромный млечный путь в неизвестность.
На влажных, лакированных ветвях скопились капли дождя, набухли вместо почек. Держатся, не спадают, переливаются, как жемчужины на спутанных чёрных нитях, как извлечённая из закромов давняя, но памятная драгоценность. Бывает, их собирается много, и тогда гирлянды стягивают ветви плотно, рядами, будто красавицу на выданье.
Одев лучший наряд, природа терпеливо ждёт торжественное событие – весну.

@темы: Консервация чувств

---

Девочка становится девушкой, когда одевает каблуки. Но для безвозвратного преображения только их мало. Быть может, что оно и вовсе не произойдёт.

@темы: Tranquillizer

---

«Смотри, - говорит мама, - как там темно».
Трасса по-весеннему суха и чиста; снега нет ни на обочинах, ни на расположенных вблизи дороги пушистых елях. Но за придорожными деревьями, как за рёбрами – в грудной клетке, внутри, в лесу земля, будто пирог, покрыта блестящей глазурью и снег громоздится на хвойных стопками выбеленных широкополых шляп-каса, и кажется издалека, будто притаились за леском бессчётные тысячи едва различимых пагод, ускользающих от взгляда там, где властвуют лишь два времени суток – ночь и сумерки.
Лес, словно чопорная девица, не торопится обнажаться раньше срока.
Вглядываемся в его тёмно-агатовую живую глубь, как во тьму сердца.

@темы: Консервация чувств

---

«Капли дождя, беспрерывно сбегающие по запотевшему стеклу, прокладывают бороздки, вроде маленькой тропинки в снегу.
Металлическая природа, заросли печных труб, цинковые крыши светлее озер, проёмы слуховых окошек, похожие на жерла пещер, город, почти весь ушедший под воду до самых труб из красного кирпича, потоп под тусклым солнцем тоже кирпичного цвета, целый призрачный подводный мир, видный из запотелых окон в дождливый день.» (Жюль Ренар, «Дневник»)

@темы: Музыка, Цитаты

---

Будущее – почва для прорастания надежды. Хорошо, что по умолчанию оно, может, и предопределено, но нам доподлинно неизвестно, иначе жить было бы мучительно.

Старые друзья все равно что старые вина: со временем и те, и другие становятся только лучше.

@темы: Tranquillizer

---

Луна – белый изгиб пера, утонувший в глубине аквамаринового неба, чистого и прозрачно-бездонного, словно заснувший

океан.

океан.
Рассвет подбирается хищно, незаметно, таится у горизонта в нежных тёмных тучах, собранных будто бы из осьминожьих чернил. Их кайма – ярко-оранжевая проволока по абрису, ядовитая, кислотная, чёткая и жёсткая - не вырваться. Даже у облаков бывает клетка.
Мимо удаляется девушка - мысли влекут её не хуже подводного потока. Шарф на плечах – объемный, двухслойный. На верхней его части парит светлый тонкий пух, оседая у подбородка спутанной паутиной. К поясу же по плечам спускаются витые мягкие нити: серо-зелёные, чайные, они неторопливо колышутся, запаздывают за движением, попадают не в такт – была б вода, были б водорослями.
Заворожённая, смотрю вслед, слежу взглядом, как мимо меня уплывает русалка.

В кружке стынет чай. Вода для него попалась недокипяченая, и на поверхности скопилась накипь: тонкая белая пенка собирается лёгкой рябью, какой плессируется песок на морском мелководье. Так же точно трескается первый тонкий лёд – нилос – под перекатами сильных, упругих волн. Так же иногда собираются в стаю тончайшие перистые облака.
Сегодня лёд обнимает замёрзшие реки, дотягивается до неба, собирается в чашке.
Зима всегда зарождается из сердца.
И оканчивается там же.

Вечерний трамвай заглатывает в себя пассажиров размеренно, неторопливо, с изяществом наевшегося хищника. На стекле водительского окошка наклеена цветная плёнка и, когда «рогатик» в движении, свет запутывается в плёночном узоре, пляшет в нём, словно по мозаике, наполняет искрами, как дорогой витраж.
Пробка. Трамвай еле ползёт, окруженный машинами со всех сторон - точка в светящейся транспортной змее. Народу уйма, на стёклах собирается конденсат, занавешивает окна перламутровым занавесом. Каждая проносящаяся мимо машина освещает светом размытых фар, как прожектором прилегающий пейзаж, и на окнах поднимаются декорации для паутины теней. В каждый трамвайный шорох тени оживают. Театр теней. Да мы и сами – как тени. Раскрывающиеся двери выпускают в живую темноту, что пожирает не глядя, сразу, без остатка, впускают в тесную прямоугольную коробку, но – где свет и жизнь, и кажется, что только здесь и сейчас ты-то и существуешь.
Я размякла на сидении, запрокинула голову на спинку. Там, наверху просачивается холодная ночь сквозь чёрный квадрат открытой форточки, там кружатся в вальсе придорожные фонари, там проявляется подсвеченный крест местного костёла: незатейливый, простой – две перекладины одна поверх другой - раскинул руки, словно человек, пытаясь вобрать в них, обнять всё небо. И удаётся, что интересно.
А я продолжаю валяться в рассыпанном состоянии без желания хоть как-то шевелиться, и всё думаю, что, в сущности, любовь изнутри выглядит одинаково. Кто любил, тот способен сложить, наконец, рисунок из мозаики своих чувств и потому знает, каково её начало. Вовне проявляется по-разному. Внутри – неизменное одно и то же, будто бы, черпая из разных рек, всё равно набираешь в ковш рук воду из одного источника. И если сначала обращать взор к этому внутреннему источнику, а потом на его реки, что вокруг, смотреть на них, но через него, как через плёнку прозрачного водопада, то меняется видение окружающего пространства, претерпевает изменения, преображается зрение, каким мы смотрим на мир - появляется иное, новое мировоззрение. И изменения затрагивают все сферы жизни, все явления и предметы, на которые падает взор. Получается, что если сначала обращаться в нему, а потом уже к окружающему миру, то это чувство и будет властвовать повсюду.
Всеобщий, единый бог. И, все же, для каждого – свой.

@темы: Консервация чувств, Музыка

---

Иногда день пролетает просто, быстро и легко, как легко оторвать листок календаря и смять аляповатую обёртку, не почувствовав толком вкус конфеты.
Р-раз - и покоя больше нет. Поток, что вдруг негаданно зацепил, вобрал в своё чрево тебя, постоянно изменяется, несётся сломя голову со скоростью не мысли - звука. Везде сплошное движение, вокруг и внутри. Ты - песчинка на свету, частица солнечного ковра, что изредка треплет ветер. Песчинка, лениво перекатываемая в пальцах воздуха, искрящаяся бриллиантовой россыпью.
Увлекаться так волшебно.

@темы: Консервация чувств

---

Лес замер, затаился, выжидательно наблюдает за случайными гостями. Сизый бархат неба упал на жемчужный подол дороги, весь в изящной вышивке покуда хватит глаз - переплетении деревьев, пойманных в сердце льда, словно в сталь, убранную в ножны из белого пуха, рвущуюся в бой, поющую на ветру. Мы – скудный бисер на полотне, маленькие точки на пути в белую бесконечность.
Японский садик тоже спит, закрыт, замкнут оградой. За ней – нереальность, скользящая по рельефу оврага, центр мира, сон зимы, что распахивает душу и вытряхивает наизнанку.
Снег повсюду: он сыпется мерным, неторопливым водопадом сахарных шариков, хоть подставляй руки, он повис гирляндами сосулек на ветвях, он обнимает пруд, ластится к беседкам, и дорожки когда-то тоже были его, а сейчас аккуратно расчищены человеком, который доверяет людям и верит в людей.
Толщина снежного покрова хорошо, если не выше колена, ширина расчищенной дорожки – около тридцати сантиметров, и мы ступаем осторожно, скользим по тропе, оставленной не нами, по маршруту проложенному не для нас, где нельзя свернуть и не нужно сворачивать, а можно только остановиться. Снег коварен: следы прячет тонкая плёнка, почти вуаль.
Перекинутый мост – апофеоз хрупкости. На перилах разлёгся снежный воротник размером с ладонь. И там, наверху, всё еще взбивают снежную перину, вытряхивая искрящееся конфетти.
- Снег падает так… - Я начинаю говорить и не могу: от совершенности действа останавливаются мысли и слов больше нет.
- Так, как это должно бы быть, - выручает Т.: её взгляд чист и мудр, улавливает простоту сложных вещей без усилий, легко, вместе с дыханием - и незаметно. А я замечаю, потому что рядом.
Снежинки ложатся одна к другой так ровно, тонко, точно и неуловимо-небрежно, что, чувствуя свою грубость и незначительность, отчаянно хочется не спугнуть, не повредить тщательной работы, чтобы снег падал и падал, падалипадал, падалипадалипадал…
И только заключившись в клетку беседки, я смогла отрешиться и собрать-вспомнить себя, сосредоточиться и подобрать слово для увиденного – «безмятежность».

03.01.2011 в 18:48

Пишет  леттипяя:

tyst nu

@темы: Консервация чувств, Сад

---

Трёхцветные гирлянды по-новогоднему обвивают мост, словно ёлку. Прожекторные лампы расцвечивают тёмно-лазурное небо золотистыми светлячками. Сам мост, перекинутый через Москву-реку, будто бы пёстрая, сказочная рыба-кит, антрацитовое, бездонное брюхо которой с лёгкостью подминает под себя дорогу со всеми машинами, троллейбусами и пешеходами. Я спускаюсь сверху вниз по «рыбьему гребню»-тротуару. Здесь, наверху, веселится по-над водой ветер, гоняет шаль снега на множество километров вокруг. В городе

зима.

зима.
Времена года все равно, что настроение человека. Весной легко рождаются надежды и строятся планы. Лето пролетает быстро, смазано - сложно остановить, поймать момент в пылу интенсивной работы. Осенью – урожай и финиш, каким бы он ни был.
Зимой – оценка результата, раздумья, отдых. Подведение итогов и колыбель чувств, зреющих до «весны», словно первый росток под снегом души.
А когда эмоций становится слишком много после осеннего марафона, зима - единственное время, когда сердце, требуя не разрешения, но времени, покрывается льдом вместе со всем своим содержимым - мутным льдом из болотной воды.
Зима – это передышка. Пауза в беге мира.

Центр Москвы. Грань, что проходит между поздним вечером и ранней ночью, сейчас необычайно зыбка. За прошедшие полтора часа температура успела упасть с нуля на пятнадцать градусов и, выйдя из метро, я чувствую, как тонкие пальчики холода пробираются под внутреннюю блузу и хрустальные коготки скребут сердце.
Парк пустынен и светел. Тщательно выметенные дорожки и белые холмы снегов освещают близко расположенные кованые фонари - золотые шары света диаметром под три метра. Их много и одновременно мало; окружающая действительность теряется в сизой дымке и кажется, будто бы идешь-путешествуешь от пятна к пятну, по дороге из этих пятен света сквозь зимний бездонный сумрак.
Высоко-высоко в темноте протянулась паутина из ветвей деревьев: белая, кремовая, бледно-зелёная – их стволы подсвечиваются снизу прожекторами, и в наклонных цилиндрах света видно, как ветер расходится волнами, как перекатываются упругие мышцы его зимних зверей. Зима – единственное время, когда можно увидеть ветер.
Я остановилась близко к стволу, смотрю на старую рассохшуюся кору снизу вверх. Надо мной – сеть изумрудных вен, что вгрызается в небо, словно в лёгкие. Подо мной – панорама, в сущности, небольшого, городского парка, покинутого и свободного, как позабытая игрушка, зимнего и девственно чистого, что бумажный лист. Напротив моего взгляда - оживлённая дорога, оставленные к вечеру офисные здания, прямоугольник единственного освещенного окна: пятничный вечер, почти ночь, и там, на той стороне индустриальной реки тоже кто-то есть, как я есть тут, одна, и здания эти, когда-то и кому-то бывшие домами, тоже теперь опустошены и обездолены целой улицей.
Мы далеко, порознь, но здесь и сейчас как-то по-особому, все вместе одиноки.
Пустой парк – магическое пространство, сродни пустому кинотеатру, когда и зал, и происходящее на экране действо - только для одного-единственного человека. Или двоих.

@темы: Консервация чувств, Музыка

---

Пятница,

впечатлений много.

полвосьмого утра.
Опаздываю, перебегаю две дороги подряд в салатовых и кремовых огнях пролетающих машин. Посередине длинной «зебры» бросаю взгляд на часы и тут же - на противоположную сторону улицы, где теснятся у остановки киоски, пятнится провалами снятой обшивки ремонтируемый дом, вьётся тонкая каллиграфия деревьев на фоне предрассветного неба.
«Семь сорок пять» падает мимо сознания, не проснувшегося и изумлённого открывшимся видом.
Когда меня спрашивают о любимом цвете, я теряюсь и не нахожу, что ответить. Цвета для меня всё равно, что кружочки акварельной краски: яркие, насыщенные, чистые. Среди них невозможно выбрать один, самый любимый, как нельзя выбрать среди пальцев самый полезный или дорогой. Что меня действительно привлекает, так это оттенки, лессировки, комбинации, что могут напоминать о чём-то, глубоко мною любимом, или радовать глаз просто так, лишь потому, что это – мои цвета из личной, присущей только мне палитры.
Здесь только начинает светлеть, и небо залито, насколько хватает взгляда, чистейшим индиго, нежно переходящим на востоке в тот сложный окрас, который слышится смешно, но выглядит потрясающе, ибо вмещает три оттенка: серый, бурый и малиновый. И так расписана вся небесная чаша, насколько хватает неловкого поворота головы в туго завязанном шарфе.
Цвета много, насыщеного и настолько тяжёлого, что небо опрокидывается, и цвет стекает оттуда вязкими струями прямо в душу.


Дорога уходит вверх огромными асфальтовыми ступенями, длинными, широкими. Растущие с одной её стороны деревья – небольшие, причудливо изогнутые – переплетаются ветвями между собой, формируя из крон низкий навес, так, что, идя, приходится пригибаться. На ветвях деревьев – небольшие прямоугольнички рекламных объявлений, по два-три на ступеньку и, если взбегать по лестнице быстро, то видится не реклама, а листья, последние листья, яркими сполохами мелькающие на зимних оголённых ветвях.


Есть такой чай, «Эрл Грей». Любимый чай мамы, до этого легко полюбившийся мне. Со временем пакетики перекочевали и на работу.
Выпив множество чашек «Эрл Грея», я так и не научилась правильно его заваривать. Концентрация разнилась от случая к случаю, температура - хаотична, как стихийные бедствия, а цвет бывал всех оттенков чая, но редко - охряно-янтарным.
Я уверена, что шальная удача – это один из основных законов мира. В это утро мне несказанно, волшебно повезло, ибо адекватное заваривание чая было последним, о чем я думала в тот момент. А думала я ни о чём. Или не думала обо всём. Качественные силовые нагрузки с утра – вещь, полезная для организма, но губительная для сознания, выключившегося залпом на полдня кряду. В итоге имеем тело в идеальном состоянии, а мозг – в амёбном. Часа через три после тренировки мысли выветрились из головы напрочь, оставив звенящую тишину и предельно чёткое видение окружающего мира, пофигисткое спокойствие и активную осознанность, обострившую созерцательность, наблюдательность до предела цепкости. Меня накрыто и я потонула, не сопротивляясь, в наступившем дзене.
Руки же знали, что делать, прежде не сделав победной попытки ни разу.
Чай получился изумительный: прозрачный лимонный круг, переходящий в тонкий шафрановый быстро, но плавно, и обрывающийся в яркий тёмно-грушевый.
Я, обхватив кружку обеими ладонями, вглядываюсь в чай, в тот самый, недостижимый оттенок. Но мыслей нет, и эмоций нет. Лишь на границе маячит и тут же затухает непонимание: как?..
И я смотрю на мельчайшие чаинки долго и пристально, пока не начинает казаться, что нет ничего, кроме прозрачной и бездонной ржавой глади в стенках колодца из белого фарфора.


Ключи от кабинетов хранятся в колбах, которые завинчиваются крышкой. Колба широкая, длинная, проглатывает ключики легко. Одна связка - одна колба. Но с непривычки, вытряхнув ключи на ладонь, я трясу её, проверяя. Звуков нет: одна связка - одна колба, да. Сознание знает, но не верит, не приучено пока. И тогда я заглядываю в тёмное тоннельное нутро.
Внутри, у самого дна, прижатая тяжёлым металлом по множеству раз, упёршись крыльями в стенки круга, притаилась розовая резиновая бабочка. Безмолвный, но постоянный обитатель. Вот и познакомились.
Так-то. Пока не заглянешь внутрь, не увидишь.


Туман размывает наступивший вечер, как прибрежные волны – узоры на мокром песке. Фонарный свет щедр на золото, искрами повисающее на кафеле угла дома, скользящее по линиям электропередач и повороту дороги. И если ближние дома кое-как угадываются светлеющими очертаниями, то дальние постройки утопают в янтарной пастели, ещё не нарисованные, но уже раскрашенные.
Мы идём сквозь цвет, внутри цвета, от очертаний к очертаниям, и здания, будто отлитые из золота, появляются перед нами, словно из старого сундука - позабытыми сокровищами.

"Snow White" by BUCK-TICK

@темы: Консервация чувств, Видео