Опаздываю, перебегаю две дороги подряд в салатовых и кремовых огнях пролетающих машин. Посередине длинной «зебры» бросаю взгляд на часы и тут же - на противоположную сторону улицы, где теснятся у остановки киоски, пятнится провалами снятой обшивки ремонтируемый дом, вьётся тонкая каллиграфия деревьев на фоне предрассветного неба.
«Семь сорок пять» падает мимо сознания, не проснувшегося и изумлённого открывшимся видом.
Когда меня спрашивают о любимом цвете, я теряюсь и не нахожу, что ответить. Цвета для меня всё равно, что кружочки акварельной краски: яркие, насыщенные, чистые. Среди них невозможно выбрать один, самый любимый, как нельзя выбрать среди пальцев самый полезный или дорогой. Что меня действительно привлекает, так это оттенки, лессировки, комбинации, что могут напоминать о чём-то, глубоко мною любимом, или радовать глаз просто так, лишь потому, что это – мои цвета из личной, присущей только мне палитры.
Здесь только начинает светлеть, и небо залито, насколько хватает взгляда, чистейшим индиго, нежно переходящим на востоке в тот сложный окрас, который слышится смешно, но выглядит потрясающе, ибо вмещает три оттенка: серый, бурый и малиновый. И так расписана вся небесная чаша, насколько хватает неловкого поворота головы в туго завязанном шарфе.
Цвета много, насыщеного и настолько тяжёлого, что небо опрокидывается, и цвет стекает оттуда вязкими струями прямо в душу.
Дорога уходит вверх огромными асфальтовыми ступенями, длинными, широкими. Растущие с одной её стороны деревья – небольшие, причудливо изогнутые – переплетаются ветвями между собой, формируя из крон низкий навес, так, что, идя, приходится пригибаться. На ветвях деревьев – небольшие прямоугольнички рекламных объявлений, по два-три на ступеньку и, если взбегать по лестнице быстро, то видится не реклама, а листья, последние листья, яркими сполохами мелькающие на зимних оголённых ветвях.
Есть такой чай, «Эрл Грей». Любимый чай мамы, до этого легко полюбившийся мне. Со временем пакетики перекочевали и на работу.
Выпив множество чашек «Эрл Грея», я так и не научилась правильно его заваривать. Концентрация разнилась от случая к случаю, температура - хаотична, как стихийные бедствия, а цвет бывал всех оттенков чая, но редко - охряно-янтарным.
Я уверена, что шальная удача – это один из основных законов мира. В это утро мне несказанно, волшебно повезло, ибо адекватное заваривание чая было последним, о чем я думала в тот момент. А думала я ни о чём. Или не думала обо всём. Качественные силовые нагрузки с утра – вещь, полезная для организма, но губительная для сознания, выключившегося залпом на полдня кряду. В итоге имеем тело в идеальном состоянии, а мозг – в амёбном. Часа через три после тренировки мысли выветрились из головы напрочь, оставив звенящую тишину и предельно чёткое видение окружающего мира, пофигисткое спокойствие и активную осознанность, обострившую созерцательность, наблюдательность до предела цепкости. Меня накрыто и я потонула, не сопротивляясь, в наступившем дзене.
Руки же знали, что делать, прежде не сделав победной попытки ни разу.
Чай получился изумительный: прозрачный лимонный круг, переходящий в тонкий шафрановый быстро, но плавно, и обрывающийся в яркий тёмно-грушевый.
Я, обхватив кружку обеими ладонями, вглядываюсь в чай, в тот самый, недостижимый оттенок. Но мыслей нет, и эмоций нет. Лишь на границе маячит и тут же затухает непонимание: как?..
И я смотрю на мельчайшие чаинки долго и пристально, пока не начинает казаться, что нет ничего, кроме прозрачной и бездонной ржавой глади в стенках колодца из белого фарфора.
Ключи от кабинетов хранятся в колбах, которые завинчиваются крышкой. Колба широкая, длинная, проглатывает ключики легко. Одна связка - одна колба. Но с непривычки, вытряхнув ключи на ладонь, я трясу её, проверяя. Звуков нет: одна связка - одна колба, да. Сознание знает, но не верит, не приучено пока. И тогда я заглядываю в тёмное тоннельное нутро.
Внутри, у самого дна, прижатая тяжёлым металлом по множеству раз, упёршись крыльями в стенки круга, притаилась розовая резиновая бабочка. Безмолвный, но постоянный обитатель. Вот и познакомились.
Так-то. Пока не заглянешь внутрь, не увидишь.
Туман размывает наступивший вечер, как прибрежные волны – узоры на мокром песке. Фонарный свет щедр на золото, искрами повисающее на кафеле угла дома, скользящее по линиям электропередач и повороту дороги. И если ближние дома кое-как угадываются светлеющими очертаниями, то дальние постройки утопают в янтарной пастели, ещё не нарисованные, но уже раскрашенные.
Мы идём сквозь цвет, внутри цвета, от очертаний к очертаниям, и здания, будто отлитые из золота, появляются перед нами, словно из старого сундука - позабытыми сокровищами.
"Snow White" by BUCK-TICK