На станции Белорусская, там, где висят указатели станций, молочную стенную дверь украшает решетка из колец. Темный металл собран стык в стык. Кольчугой.
защищаться?Но от чего ей, станции, защищаться?
Набережная изгибается вдоль реки, а затем выстраивается в линию, бесконечную, до горизонта. Истершееся, выцветшее, выщербленное полотно ее вторит гранитным берегам, матово поблескивают редкие отполированные камни - рыжеватыми змеиными чешуйками.
Между прогулочными асфальтовыми дорожками нет ни цветов, ни травы. Деревья под стволы засыпаны гранитной крошкой. Она скрипит под ногами, как сахар на зубах.
На просторную площадку завезен песок. Большая часть его закована в скульптуры. Издалека они напоминают шахматные фигуры, и люди тянутся к ним, а завидев вблизи, разочарованно уходят. Вот царствующий лев подернулся морщинами трещин, а вот в лодке у деда Мазая остались только заяц и отчего-то – кот. Влага испарилась почти со всех, они осыпаются, опадают, снова становятся песком. С высоты на них взирает остов здания былой эпохи – вперившиеся в небо бетонные ребра. Но из-за ограды слышно, как режут металл, стучат и колотят. Человечески рукие вливают жизнь, как живительную влагу, и сюда.
Наверху здания защитная простынь строительных лесов вздымается рыбацкою сетью, зачерпывает в дыры облака, выпускает из объятий крышу.
Хорошо отдохнули.