Адвокат в гражданском процессе, молодой человек лет двадцати семи, невысок, строен, рабочий костюм-тройка с иголочки, неизменный кейс у носков вычищенных ботинок. Прения, и речь его сбивчива и неточна: чувствуется, что он волнуется, будто впервые ведёт дело в одиночку, и нет в словах его уверенности и силы, как нет доверия к своим же репликам. Слушать – не значит «смотреть», но взгляд всё цепляется и цепляется, и по мере того, как он поворачивает, обращаясь, голову, я понимаю, что не так. Скульптура лица. Прямая, чётко очерченная линия носа мягко переходит в линию лба, подбородок округлый, плавной линией слегка выступает вперед, надбровные дуги выражены слабо, но глаза посажены глубоко и оттого взгляд кажется тёмным. Возможно, сыграло роль недавнее (по моим меркам) посещение музея, но ни дать – ни взять, передо мной ожившая статуя прямиком из греческого зала, мерно ведущая беседу статуя в деловом костюме.
Метро, в районе четырёх вечера. Вагон полузагружен и полно незанятых мест, так что легко просматриваются недалеко сидящие молодые люди. От нечего делать наблюдаю за тем, кто ближе ко мне, более спокойным юношей, не участвующим в общей беседе. Он худ и бледен, на светлом овальном лице отчётливо горят большие карие глаза. Вьющиеся, сильно отросшие после стрижки волосы обрамляют лицо по линии лба и скулам лёгкими завитками, создавая иллюзию кудряшек и бакенбард, и я понимаю, что вместо бесформенного балахона и непонятного оттенка куртки много лучше на нём смотрелся бы гусарский мундир с петлями на груди.
Метро, пять вечера. Конец дня даёт о себе знать; вагон забит и меня оттесняют от входа поближе к сидящей напротив паре. Взгляд практически сразу выхватывает небрежно заплетённую, растрепавшуюся косу и лежащую на мужском плече голову девушки в профиль. В отсутствие шарфа да при расстёгнутом вороте куртки отлично просматривался изгиб её шеи: сизые вены под прозрачной кожей растворяются ближе к плавному, но твёрдому подбородку и чёткой линии скул. Играющий на щеках лёгкий румянец оттеняет светло-розовый цвет губ, а лёгкая горбинка на носу придаёт образу какую-то высшую законченность, будто передо мной не человек, а картина. На ней нет макияжа (зачем он счастливой девушке?) и отчасти я за это благодарна, потому как на коже играют краски, которые не заменит искусственная попытка быть краше, и кожа отливает перламутром, и кажется, будто девушка и состоит вся из перламутра и нежности. Законченное произведение красоты времён прерафаэлитов спит на плече у непримечательного парня.
Есть такие лица – лица эпох.