Лекарство, что стоит тысячу монет, растёт у самого плетня
«Смотри, - говорит мама, - как там темно».
Трасса по-весеннему суха и чиста; снега нет ни на обочинах, ни на расположенных вблизи дороги пушистых елях. Но за придорожными деревьями, как за рёбрами – в грудной клетке, внутри, в лесу земля, будто пирог, покрыта блестящей глазурью и снег громоздится на хвойных стопками выбеленных широкополых шляп-каса, и кажется издалека, будто притаились за леском бессчётные тысячи едва различимых пагод, ускользающих от взгляда там, где властвуют лишь два времени суток – ночь и сумерки.
Лес, словно чопорная девица, не торопится обнажаться раньше срока.
Вглядываемся в его тёмно-агатовую живую глубь, как во тьму сердца.
Трасса по-весеннему суха и чиста; снега нет ни на обочинах, ни на расположенных вблизи дороги пушистых елях. Но за придорожными деревьями, как за рёбрами – в грудной клетке, внутри, в лесу земля, будто пирог, покрыта блестящей глазурью и снег громоздится на хвойных стопками выбеленных широкополых шляп-каса, и кажется издалека, будто притаились за леском бессчётные тысячи едва различимых пагод, ускользающих от взгляда там, где властвуют лишь два времени суток – ночь и сумерки.
Лес, словно чопорная девица, не торопится обнажаться раньше срока.
Вглядываемся в его тёмно-агатовую живую глубь, как во тьму сердца.