Среди десятка чёрных шпилек затесалась одна
белая, как первая седина.белая, как первая седина.
Хлопья льда в полосе реки.
У книг есть срок годности. Его узнаешь по запаху залежавшихся страниц, и когда он становится нестерпимым, книгу невозможно читать.
На мягком кошачьем пузике цветут облака.
Когда в метро относительно немноголюдно, оно рождает приятное чувство, некий шарм – сродни очарованию корабля, сокрытого гаванью – что позволяет разглядывать потенциальный функционал издалека, отрешаясь от ярких мелочей реальных ситуаций.
Станция «Парк Победы», платформа за моей спиной отражается в вагонном окне. Своды перрона перекрыты металлическими щитами – работает один путь. На станции почти никого, лишь вышедшие из поезда редкие пассажиры, и оттого каменный объём кажется ненужным, плоским, ненастоящим, несуществующим. Чуждым.
Отражение платформы смазывается на скорости, а потом исчезают и станция, и иллюзия станции.
Следующая остановка – «планета Земля».
А, может, – Альдебаран.
Когда вглядываешься в стекло, себя в нём, как в зеркальном коридоре, можно увидеть несколько раз. Мой текущий предел – третье отражение. И когда я, не находя силуэт, производную производной, продолжаю искать, граница того, третьего окна, казалось бы, уводимая перспективой, витает не в тоннеле, не в земной толще, а неожиданно возникает перед глазами, загораживая случайных пассажиров. И тогда поверить в реальность этого окна проще, чем в людей, сидящих в метре от себя.
Я смотрела мюзикл «Остров сокровищ» и думала, что никогда раньше мне не хотелось препарировать книгу. Я плохо помню сюжет, и, может, поэтому я спотыкалась, решая, что здесь или там поступила бы иначе, сомневаясь в действиях, оценивая ценность того или иного хода. И когда
Сильвер, сидя в форте, склонял Хокинза на свою сторону, обещая сохранить его жизнь сейчас в обмен на свою – потом, я поняла. Ведь это же игра, и ты – точка на бесконечной доске. Помимо тебя на ней стоят иные игровые фигуры, появляются и исчезают игровые предметы. В каждое мгновение оцениваешь ценность предметов, других фигур, себя и тянешься к тем или иным, помня, что сам - тоже чья-то игровая пешка. Это мир бесконечности.
Как же узнать, что ценность, которую поставил, определил, верная, и что верно определил её и другой человек? Что вообще определил другой человек – тот, к кому тянешься сам и который тянется к тебе? Что ценнее?
Правильно ли было оставить корабль без экипажа? Или Трелони, Ливзи и Хокинзу имело бы больший смысл взойти на «Испанолу» и отчалить с острова, оставив пиратов с сокровищами, но без корабля? Чего стоило матери Джима отпустить его, и зачем он вообще ввязался в это путешествие? О чем думал Сильвер, с самого начала защищая Джима? Неужели он знал уже тогда…?
С действиями проще, но они – следствие. Раньше возникают чувства. И это ещё интереснее – заходить в чужие, как в море.
Никогда раньше мне не хотелось раскрыть грудную клетку героев, как шкатулку.
Я медленно читаю книги, а буду еще медленнее. Хорошей истории хватает надолго.
В школе мне было скучно на уроках литературы. Возможно, я доросла до них только сейчас.
@темы:
Консервация чувств,
Музыка
-
-
24.02.2013 в 18:12